Глава 22

Глава 22

А сани все скользили и скользили, и проносились мимо лесочки и рощицы, состоявшие из хвойных деревьев, а поэтому зеленый их цвет причинял особую радость взгляду народного контролера. После краткой остановки в пути, когда Баллах и собак покормил сушеной рыбой, и сами они строганины погрызли, Добрынин не ложился и чувствовал себя довольно бодро. Абунайка же, как погрыз своими черными зубами соленого сушеного мяса, так и снова прилег и засопел.

— Русский человек — мудрый, — говорил урку-емец присевшему после остановки рядом на передок саней Добрынину. — Пусть мне он новое хорошее имя даст. Русские имена красивые, лучше урку-емецких!

Павел задумался, глядя на бежавших без устали собачек. В этой просьбе увидел он большое к себе уважение, и это, конечно, и растрогало его, и обрадовало, хотя последнего он своим лицом не показал.

— Можно, конечно, — проговорил Добрынин размеренно и четко. — Но у нас, русских, человек имеет не только имя, но и фамилию.

— Ну тогда пусть мне Павел и фамилию тоже даст, — кивнул урку-емец.

— Ну ладно, дам, — сказал Добрынин, и тут же в его голове произошло некое решительное движение мыслей, и уже через минуту знал он, как следует назвать своего спасителя.

— Вот что, — сказал народный контролер. — Тебе имя Дмитрий нравится?

— Красивое, — урку-емец улыбнулся и повторил: — Дмитрий!

— Раз нравится, то назову тебя Дмитрием, а фамилия твоя будет… Ваплахов, а?.. Звучит хорошо, по-русски. Урку-емец подумал недолго, потом кивнул.

— Да, — сказал он. — Теперь у урку-емецкого народа будет русское имя…

Добрынин снова вспомнил о таинственном исчезновении народа и снова захотел было спросить об этом бывшего Ваплаха, а теперь уже — Дмитрия Ваплахова, но испугался, что настроение его спасителя из-за этого может стать грустным, а ведь и самому Добрынину грустить надоело, и хотелось ему думать о чем-то светлом и радостном. И не спросил он о народе.

А сани все скользили и скользили, и вдруг Дмитрий Ваплахов резко остановил собачек, и от такой неожиданности Добрынин чуть в снег не свалился.

— Что такое? — спросил он, оглядываясь на урку-емца. «Новокрещенный» Дмитрий показал рукой вперед, но прежде чем увидеть что-то, Павел услышал механический гул, а потом уже разглядел едущий к ним навстречу большой зеленый танк.

— Наверно, в гости в Худайбу едут, — предположил урку-емец.

Танк, подъехав, остановился. Из открытого люка выглянул молодой солдат в шлеме, помахал рукою.

— Вы куда? — спросил он, глядя на Добрынина.

— Туда, к военным! — ответил Павел. — А вы?

— В Хулайбу, там контрреволюционный мятеж, приказали подавить, — ответил солдат радостным голосом» в котором звучал такой молодой задор, что народный контролер на мгновение почувствовал себя древним стариком.

— Какой мятеж? — удивился вслух ДобрынинНет там никакого мятежа. Там все в порядке!

— Да! — воскликнул солдат. — Жалко… Мне обещали за подавление отпуск на двадцать суток. Думал в Курск поехать, к маме… А теперь придется назад…

И тут в голову к Добрынину пришла полезная мысль. «А что, — думал он, — если я сейчас на танк пересяду и на нем же к военным поеду, а собачек с Дмитрием и стариком можно домой в Хулайбу отпустить».

И он спросил солдата:

— Слушай, отвези меня на танке к своему командиру!

— Садитесь! — охотно ответил солдат-танкист. — Танк большой, в нем места много.

— Ну, тогда я дальше с ним поеду, — обернулся Павел к урку-емцу. — А вы можете возвращаться.

Урку-емец помрачнел лицом.

— Зачем Павел не хочет Дмитрия с собою взять? — спросил он. — Дмитрий в Хулайбу не поедет!

— А собаки? Они же в танк не полезут? — попытался объяснить народный контролер.

— На собачках Абунайка в город вернется, а я хочу дальше с русским человеком Павлом ехать…

— Ну что с тобой делать?! — Добрынин почесал за ухом. — Ладно!

Разбудили они старика, объяснили ему, в чем дело, и он, оказалось, очень этому обрадовался. Кивнул на прощанье обоим, развернул сани и погнал их назад в сторону города Хулайбы. А Павел с Дмитрием залезли в танк, устроились там на каких-то зеленых ящиках. Солдат сел впереди, заворочал рычагами/и с новой силой загудел мощный военный двигатель. Дернулся танк с места, крутанулся, разворачиваясь, и поехал обратно к своему военному стойбищу.

Ехали они совсем недолго, а когда уже приехали и из танка выбрались — увидели вокруг густой хвойный лес, а посреди этого леса целый городок с нормальными деревянными домами и привычными покатыми крышами на них. На особом шесте, высоком и тонком, развевался родной красный флаг, а под ним, у самого основания шеста стоял по стойке «смирно» симпатичный солдат с винтовкой.

Первым делом попросил Добрынин солдата-танкиста отвести их к командиру городка.

Пришли они в большой деревянный дом, встретил их там могучий русский человек, который и оказался командиром. Был он и широким, и высоким, а одет был в зеленый военный ватник, подпоясанный кожаным ремнем с блестящей медной пряжкой. Звали его полковник Иващукин.

— А что, там действительно никакого мятежа нет? — переспросил он удивленно.

— Нет, — подтвердил ему народный контролер.

— Ну у этого радиста и шутки! — покачал головою полковник. — Я его предупреждал ведь! Он как-то раз уже пошутил — ему видите ли скучно стало, захотел солдат вызвать в карты поиграть. А откуда я знаю, кто из солдат в карты играет, а кто нет! Я-то думал там беспорядки и послал туда на танке самого злого солдата азиатской национальности. А этот Полторанин потом обиделся. Радирует мне: «Что, там у вас русских солдат нет? Этот азиат даже в дурака играть не умеет!» Ну я с ним разберусь!

Рассказал потом Добрынин полковнику о том, что надо ему срочно в Москву лететь к товарищу Калинину с докладом, но про то, что на самом деле в Хулайбе произошло, решил пока не говорить.

— Что же, — ответил полковник. — Есть у меня один бомбардировщик, так что если летчик не на охоте — можете лететь. Только вашего товарища в самолет нельзя, — вдруг добавил он, глянув на урку-емца.

— А почему? — удивленно спросил Добрынин.

— Инструкция такая, — Иващукин развел руками. — Людей местных нерусских национальностей запрещено возить на военных самолетах.

— А-а, — кивнул Павел, поняв, что это порядок такой установлен, а раз это порядок, значит и в самом деле нельзя.

— Но вы же потом обратно сюда?! — полуспросил полковник. — А он пока у нас поживетАКормить его будем, в карты играть научим. Не соскучится. Он вообще-то вам кто?

Тут Добрынин крепко задумался, ведь если сказать, что Дмитрий — его спаситель, то придется и об остальном рассказывать, и решил тогда народный контролер как бы неправду сказать, но потом ее исправить попробовать.

— Помощник он мой, — ответил Добрынин. — Контролировать и проверять помогает.

— А-а, — сказал полковник одобрительно и улыбнулся Дмитрию по-дружески. — Ну, мы ему тут скучать не дадим, не беспокойтесь!

Добрынину полковник понравился. И тем, что так легко было с ним договориться насчет самолета, и тем, что, прочитав мандат народного контролера, он особенно крепко пожал ему руку.

Плотно поев в офицерской столовой, Павел и Дмитрий прилегли отдохнуть на специально для них постеленные койки. Поспали хорошо и крепко, так, что ни один сон не смог пробраться в их сознание. А когда проснулись — их снова солдатдневальный отвел в столовую, где они еще раз плотно поели и стали пить чай.

Когда Павел уже допивал первый стакан, в столовую вошел полковник Иващукин.

— Как отдохнули? — спросил он строгим голосом, но с улыбкой на лице.

— Хорошо, — ответил ему за двоих Добрынин.

— Самолет готов, — сообщил полковник и тут же, перейдя на мягкий бархатный голос, добавил: — Вы мне могли бы что-нибудь из Москвы привезти? Что-нибудь вкусненькое к чаю…

— Да, конечно, — пообещал контролер.

— Ну пойдемте, я вас в самолет посажу, а вы, — он посмотрел на Дмитрия, — можете еще посидеть, почаевничать.

Обнялись на кратковременное прощанье Добрынин с урку-емцем.

— Пусть Павел обязательно возвращается! — просил Дмитрий.

— Вернусь, вернусь, — обещал Добрынин. — Вот только с товарищем Калининым повидаюсь и на этом же самолете вернусь. Самолет меня подождет?

Последний вопрос Павел задал уже полковнику, и полковник, кивая большой головой, сказал:

— Конечно, сколько вам надо будет, столько и подождет, что я-не понимаю?!

Попрощавшись, Добрынин ушел вслед за Иващукиным. Протопали они по тропинке в неглубоком снегу, вышли на широкую просеку, начинавшуюся сразу за военным городком, а там уже вовсю работали десятка полтора солдат, подравнивая снег, лежавший перед огромной летающей махиной грязно-зеленого цвета, но с большою красною звездой на боку.

Сначала Добрынин забросил в открытую дверцу самолета свою котомку, а потом уже, поддерживаемый полковником, забрался и сам. Сел на узенькое сидение, выглянул в иллюминатор, подтянул котомку поближе, чтобы лежала прямо у его ног. И стал ожидать взлета.